Правозахисна асоціація
“ФРІРАЙТС”

Легенды и мифы МВД. Дневник реформатора полиции

0Здравствуйте, почтеннейший Алексей Михайлович!

Виват! Виват! Виват! И ещё раз стократное виват! Тирания сметена народным гневом. Трусливый деспот низвергнут и, спасаясь, тайком бежал из нашего многострадального Отечества! Полный триумф!  Видели бы Вы, мой друг, нынче первопрестольную – бравурно гремит Марсельеза, ораторы патриотствуют перед ликующими и рукоплещущими толпами, на улицах случайные прохожие торжественно раскланиваются, а иной раз, не взирая на сословие, заключают друг друга в товарищеские объятия.  Энтузиазм масс воистину безмерен и порою переходит всякие мыслимые приличия –  у кокоток особым шиком слывёт пользовать подвязки кумачового цвета, а шельмы извозчики, взамен старорежимного нытья «Добавить бы надо»,  взяли  моду требовательно ухать «Слава революции!». Ну, вот и разве откажешь этакому отчизнолюбцу  в лишнем гривеннике. Ах, как часто теперь, любезный Алексей Михайлович, вспоминаются мне наши давешние споры…. Не могу отказать себе в тщеславном удовольствии засвидетельствовать свою правоту – народ жестоко отмстил притеснителю за попранную мечту.

Впрочем, извините, моё философствование совсем не ко времени, поскольку спешу поделиться с Вами радостной вестью –  я избран почётным членом в народный надзорный совет при Министерстве внутренних дел. Вот так, милостивый государь, ни более, но и не менее. Не смея утомлять Вас повествованием обо всех сложных перипетиях рождения сего органа, обозначу лишь предначертанную для него великую цель –  реформировать наш  прогнивший во всех отношениях полицейский аппарат, поставив его в услужение не государству, а…  (в живой беседе с Вами в этом месте я непременно бы интригующе кульминировал), гражданскому обществу. И дабы намеченные преобразования имели истинно народный интерес, решено привлечь к такого рода труду представителей наиболее прогрессивной части нашего товарищества, к коим, среди прочих, отнесён и Ваш покорный слуга.  Предваряя вполне справедливую иронию, могу заверить, что, будучи человеком трезвого рассудка, прекрасно  осознаю чрезвычайную сложность проведения подобного переустройства. А потому, зная Ваш живой интерес к любому потрясению устоев,  намерен уведомлять своего любезного друга о работе совета и грядущих переменах посредством написания писем, первое их которых, в конце концов, за сим и завершаю.

Искренне Ваш, Владимир Константинович, 30 марта

P.S. Пренеприятно. Почтамт до сих пор заперт и когда сподобится работать, не знает даже дворник. Вследствие этого, переписку с Вами буду вести в дневнике, страницы коего,  даст Бог, мы вместе перелистаем в самом ближайшем будущем.

15 апреля. Перечитав своё предыдущее письмо, устыдился излишней, но вполне понятной восторженности его слога. Впредь попытаюсь излагать более внятно и  по существу.

Итак. Вчера состоялось первое заседание надзорного совета. К моей радости, среди делегированных обнаружилось немало добрых знакомцев из числа штатских, чрезвычайно воодушевлённых в благих намерениях послужить своему народу. Новоиспеченный Министр изволил быть лично и произвёл впечатление во всех смыслах благоприятное – из карбонариев, партикулярный сюртук вольного кроя, нарочито демократичен,  в помыслах дерзостен, в формулировках краток, чело, как и подобает служивому мужу, с печатью утомления государственными заботами.  Определённое недоумение вызвало лишь его окружение, в коем немалым количеством были представлены полицейские начальники самых высоких ранжиров, ранее истово служившие царскому дому и укреплявшие самодержавие с чрезвычайным старанием. Как оказалось, именно эти господа поставлены ответственными за утверждение решений совета, что видится мне достаточно странным, поскольку совет провозглашался народным.

Впрочем, вступительная речь Министра развеяла пустые предубеждения. Милейший Алексей Михайлович! Как жаль, что Вам не довелось услышать его гневных риторических упражнений о жестокосердии, косности и ханжестве уходящего в прошлое полицейского молоха, равно как и озвученных помыслов о создании нового честного, бескорыстного, самоотверженного жандармского офицерства,  кое будет обустроено европейским образом, но станет носителем идей патриотических и  примером подражания для прочих граждан. Особо же присутствующих, в силу краткости содержания и глубины смысла, потрясло высказанное Министром непривычное словосочетание «ЧЕСТЬ МУНДИРА».  Прониклись все и, к моему удивлению, наиболее одухотворились прежние золотопогонники, коих между собой мы, не без доли иронии, прозвали «спецами». Воистину, ни что так не способствует укреплению веры воина, как личный пример полководца в стремлениях защитить Отчизну. Из числа штатских многие также  немало расчувствовались, а господин Белоусов из гражданской инспекции тюремных и судных учреждений прошептал «Дожил. Сподобил таки Господь» и украдкой махнул платком по покрасневшим глазам.

Напитавшись духом вольтерьянского братства, договорились подготовить и  презентовать свои прожекты о переустройстве полиции уже на следующем заседании, после чего, обменявшись торжественными рукопожатиями,  разошлись.

P.S. «Честь мундира» – каково сказано!  В скрижали,  непременно в скрижали!

Р.S.S. Нынче во сне привиделся полицейский мундир.  Сердито махая полыми рукавами, он парил в воздухе за окном в свете уличного фонаря. Экая гоголевщина.

3 мая. Как и было условлено, сегодня с утра уважаемое собрание встретилось вновь.  В ожидании Министра многие со значением отмалчивались и  посматривали друг на друга с лукавинкой, вознамерившись в своих докладах сразить остальных грандиозностью помыслов и глубиной реформаторских идей. Как бы то ни было, но в истинное изумление присутствующих привёл ни кто иной, а именно сам господин Министр. Принеся извинение за опоздание, он сразу взял в карьер и огласил новейший циркуляр о роспуске казачьих сотен, чем вызвал овации штатской части совета. Сдержано, но одобрительно шушукались и «спецы», не взирая на то, что бывшие их сослуживцы в документе именовались «душителями революции», «верными псами реакции» и «опричниками, кои своими нагайками оставили кровавые следы на теле свободы». Ах, милейший мой Алексей Михайлович! Ужели действительно «весь мир насилья мы разрушим до основанья»…

Прискорбно, но во всеобщих эйфориях мой доклад «О мерах по прекращению дознавательных истязаний и телесных наказаний» был заслушан небрежно и в спешке,  поскольку все не медля отправились совместно отпраздновать оглашение циркуляра в ближайшую  кофейню «Вольная волюшка». Во время празднования, мои идеи весьма и весьма одобряли – льщу себе надеждой, что по причине их новизны, а не из-за «Шустова», который, не смотря на все потрясения, в сиим заведении по-прежнему великолепен.

Р.S. Опять снился мундир. Сияя в лунном свете серебряным позументом и бряцая орденами, он настойчиво стучался в раму, требуя впустить. Проснувшись от этих звуков, я понял, что в городе стреляют.  Странно. С приснопамятных событий революционного ажиотажа такого не наблюдалось.

30 мая.   «Нуте-с, нуте-с, господа-товарищи», – ещё с утра игриво думал я, неся на очередное заседание совета обширный план по переустройству арестантских комнат, кои, по моему убеждению, должно превратить из чумных каталажек при полицейских участках  в места во всех отношениях приличные, где бы задержанные достойно ожидали справедливого дознания.  И что Вы думаете? Фиаско, мой достопочтимый друг, совершенное фиаско! Некий продувной малый, служащий в Министерстве внутренних дел по финансовой части, сославшись на отсутствие средств и полную нищету ведомства, заявил о невозможности воплощения в жизнь моих полезных во всех отношениях замыслов, называя их пустым  расточительством. Вот тебе и реформаторы….  Да и что это, говоря образно, за постановка вопроса – затевать снос здания, не имея надлежащих капиталов даже на его ремонт?

Компромиссом на мои возмущения, «спецы» решили окрасить решётки на тюремных окошках в лазурные тона, дабы, потерявшись на фоне неба, создавали они иллюзию свободы и избавляли арестантов от непотребного уныния. Кроме того, постановили к особам женского пола применять ручные и ножные кандалы исключительно с поверхностью, до блеска надраенной, дабы при этапировании через общественные места дамы за свой внешний вид смущения не испытывали.

Р.S. Не в силах удержаться от сарказма.  После окончания совета наблюдал, как рачительный господин, стенавший об отсутствии средств и ратовавший за сбережение государственной казны, с достоинством уселся в щегольской «Паккард» новейшей модели и укатил в сопровождении двух конных. Вот оно, исконно наше «раздайся грязь – навоз ползёт».

Р.S.S.  Всю ночь на улице ругались и дрались. Вероятно, из-за этих неудобств, спал тревожно. Да и чёртов мундир наведывается в мои сновидения всё чаще и чаще. Взял манеру надолго прилипать к оконному стеклу и внимательно всматриваться в комнату из черноты ночи пустым воротом. Этот мерзавец явно придумал, как до меня добраться. Стал закрывать ставни, хотя зачем? Боюсь его намерений, даже проснувшись. С утра дворник долго жаловался, что давешние безобразия творили пребывавшие в изрядном подпитии купчики, и на их непристойное поведение в публичном месте полиция не реагировала вовсе.

10 июня.  Министр, сославшись на неотложные государственные дела в южных губерниях, в спешке отбыл и при его отсутствии господа «спецы» быстро поменяли предмет обсуждения.  И разумеется, без всякого всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.  Вопрос рассмотрения и утверждения подготовленного нами «Примерного устава о порядке разбирательства жалоб на беззаконие и преступную беспечность полицейских чинов» был отложен на неопределённое время. Досадно наблюдать подобное пренебрежение к документу, провозгласившему архиважное и во всех смыслах революционное – «не гражданину следует вину полицейского в совершённом бесчинстве доказывать, а  чину полицейскому должно свою невиновность надлежащими обоснованиями засвидетельствовать».  Сами знаете,  милостивый государь, нынче в судебном дому ни купцу, ни мещанину, ни тем паче кому из низшего сословия, веры нет. А уж что бы свидетельствовать против полицейского, хотя бы из самых малых чинов, так и думать не смей. Да что уж теперь сетовать…

Взамен, по предложению «спецов», обсуждали затею с переименованием многочисленных полицейских департаментов и ведомств, дабы назывались они благозвучно и  для обывателя понятно.   Вариаций высказывалось  предостаточно, однако преобладала близкая народу мифологическая образность. Так, участковых надзирателей предложено называть «домовыми», а тайных сыскных агентов –  «оборотнями».    Учитывая категорическое нежелание присутствующих поступаться принципами, вердикт приняли соломонов – впредь такие вопросы решать на всенародном вече.

Р.S. Чем я прогневал Морфея?!  Мундир намеревался пробраться ко мне в спальню через не  прикрытую по случаю жарких погод форточку, а когда не вышло, долго стоял на подоконнике, с укоризной подёргивая плечами. Странно, но на нём  отчётливо различимо тёмное пятно, аккурат между пуговицами и медалью «За беспорочную службу». Во время завтрака строил страшные догадки, что это за пятно. Отвлёк шум пожарной команды, дворник сказал, что в соседнем квартале анархисты разграбили и сожгли аптечные склады.

31 июня. Имели намерения рассмотреть мою теорию об упреждении  мздоимства среди полицейских чинов. Высказал мнение о полезности того, дабы филлеры-провокаторы из штата 7 тайной канцелярии умышленно предлагали взятки приставам, тем самым выявляя промеж последних самых неблагонадёжных и корыстолюбивых.  Попавшихся на  такую немудрёную приманку, предавать публичному посрамлению и увольнять без жалованья,  что должно привести в трепет остальных, имеющих склонность к шантажу и рвачеству.

Оригинальность замысла была воспринята с уважением, хотя «спецы» назвали такое суждение утопическими иллюзиями и в пику мне высказали идею  о необходимости пятикратного поднятия денежного содержания  всем полицейским чинам, согласно табеля о рангах – от шефа жандармов до истопника.  Поскольку Министр из-за постоянных беспорядков на юге самолично совет не посещает,   его заместитель по следственной части не без витиеватости убеждал: «Полноте, не тем образом со змием продажности ратоборствовать должно», горестно при этом восклицая: «От нищебродства воровство и подкупность в полиции, милостивые государи, от нищебродства. Только сытый человек, есть человек честный».  Пришлось согласиться с увеличением ассигнования МВД, для приличия поломав копья в спорах об уместности вознесения жалования полицейским при не менее бедственном положении учителей, докторов и прочих служащих земских учреждений. «Эх, господа! Кабы все по уставам да циркулярам жили, то давно бы страна-матушка кончилась», – развёл руками «спец» и, бросив взгляд на именной  «брегет» белого золота, торопливо откланялся.

P.S.  Что ему от меня надо?!  Нынче ночью мундир застал меня в министерстве и бесконечно долго преследовал, кричащего и задыхающегося, по путаным коридорам в очевидных  намерениях задушить. Утром долго боялся открыть по звонку дверь. Оказалось, пришёл дворник, уведомивший, что в городе неспокойно, грабежи и разбои повсеместно, а потому для безопасности жильцов парадное будет заколочено.

9 июля. Чрезвычайно озаботились скверной репутацией полиции и принимали меры по безотлагательному  повышению её престижу, который, по новой моде на британские термины, именовали «имиджем». «Спецы» заверили, что в нынешнюю, без сомнения, переломную для нашего государства пору, такая задача чрезвычайно важна  и были в своих доводах весьма основательны. В полемиках просидели до глубокого вечера и для начала постановили обязать чинов конной полиции вплетать в хвосты лошадям кумачовые ленты, как символ верности революционным идеалам. Полагаю, сие будет выглядеть весьма достойно.

Кроме того,  указали городовым и прочим чинам наружной полиции не менее раза в неделю с публикой на площадях фотографироваться, а ежели кто из зевак желает в фуражке и с шашкой себя запечатлеть, то брать с него за такой портрет умеренную плату.

Пристав из управления по делам беспризорничества и сиротства, предложил  изготовить и пустить в продажу экстравагантные свистульки в виде полицейского обер-офицера,  подув в сабельку на боку которого, дитя приятную для слуха трель услышать может. Здраво и способствовать уважению к полиции в душах юношества будет. Одобрили и эту инициативу

P.S.  С мундиром всё оказалось не столь страшно. Зажав в углу, он стремительно напялился на меня, словно изящная перчатка на дамскую ручку. Устраиваясь по фигуре, ещё с минуту поёрзал и затих. Сопротивляться было бессмысленно. Впрочем, ощущал себя в мундире даже не без приятности – сукно отменное, да и  весьма ловко скрывает наметившийся живот. Хотел расспросить у дворника, что означают мои сновидения, но тот, даже не дав раскрыть мне рта,  начал сбивчиво рассказывать о бомбистах, покусившихся на жизнь градоначальника во время его моциона по парку.

23 июля. С утра прибыл посыльный и потребовал безотлагательно явиться на внеочередное заседание совета. Вопрос оказался не пустяшным – в силу  регулярного оправления физиологических потребностей, полицейские лошади пачкали вплетённые в хвосты ленты, что сеяло недоумение и возмущение среди граждан. «Пошла реформа кобыле под хвост», – мстительно сыронизировал глава общественной экспедиции по расследованию злодеяний режима господин Швец, чей доклад «О безотлагательных мерах по предотвращению чиновничьего стяжательства в юнкерских училищах и кадетских корпусах» был изрядно вымаран «спецами». Пришлось по-дружески одёрнуть сего господина и призвать к подобающему поведению, напомнив, что в любви к родным палестинам все равны, а «спецы»  люди не кичливые и в деле охраны порядка весьма сведуще. Посовещавшись, постановили вплетать лошадям кумач не в хвост, а в гриву, для чего закупить ленты новые, более широкие и сообразные своему предназначению.

После  разрабатывали геральдику штандартов и шевронов полицейских департаментов. Долго совещались по поводу формы нагрудной бляхи для полицейских десятских,    и решили заменить  старорежимный овал элегантным жетоном в виде сердца, что следует расценивать, как символ человеколюбия обновлённой полиции.

P.S. Возвращаясь домой, увидел, как распугивая народ, по бульвару резво прогалопировал полувзвод казаков. Всё как прежде –  шаровары с лампасами, витые с проволокой нагайки, бороды лопатой. Поскольку телефон не работает уже неделю, не поленился и посетил  полицейский участок, что на Владимирской, где предъявил мандат члена совета и потребовал объяснений.  Старший сказал, что это вовсе не казаки, а  ополченцы новопроизведённой жандармской конной стражи «Кентавр». На всякий случай,   поинтересовался, вплетают ли они в лошадиные хвосты уставные ленты, и был удовлетворён, получив утвердительный ответ.

4 августа. Посовещавшись, единогласно учредили всенародное празднование «Дня полиции». Отмечать оный должно не только парадным маршированием и пусканием фейерверков, но и повсеместным устраиванием  концертных представлений для народа. Для надлежащего проведения подобных мероприятий, решили создать отдельную гвардейскую музыкальную роту полиции, куда привлечь из столичного полицейского резерва унтер-офицеров с бравой выправкой и склонность  к пению, танцам и музицированию имеющих.

Среди прочих вопросов культуры, было решено в синематографах зрителям предлагать многоактовые фильмы о похождениях сыскных агентов, которые своей простотой и человечностью укрепляли бы в народе уважение и благосклонность к тяготам полицейской работы.

Также, в недельной газете «Вестник полиции» постановили печатать не только приказы, инструкции и прочие ведомственные директивы, но и скабрезные анекдоты с тем, что бы народный интерес к сему изданию привлечь.

Весьма и весьма удовлетворён слаженностью работы совета. Немало здравых и полезных новаторств присоветовали господа «спецы», со многими из которых я уже на дружеской ноге.

P.S.  Теперь всегда отхожу ко сну с чудесным настроением. Мундир мне никоим образом не мешает, а, имею твёрдое в этом убеждение, определённо способствует. Так, хотел взять из секретера томик критических фельетонов Антоши Чехонте, однако ладонь, по воле рукава мундира, удивительным образом пронеслась мимо и сама собою подхватила инструкцию о порядке обучения сексотов.  О чём, кстати, впоследствии не пожалел – весьма занятное и полезное для ума криминальное чтиво.

26 августа. До здания Министерства добирался с превеликим трудом. Трамвайные лини повреждены, а катить на пролётке дело  небезопасное – у каждого второго извозчика за пазухой «браунинг». Поговаривают, что именно они устроили погромы на армейских складах.  Но, все затруднения были всецело компенсированы интересностью повестки заседания. Имели честь выслушать большого американского полицейского чина – шерифа, которого специально ангажировали из Нового Света.  Обсуждали вопрос применения «лассо» –  хитрого приспособления наподобие нашего аркана, которое злоумышленников не только задерживать, но и обездвиживать позволяет. Одобрили, поскольку таковое, как говорят американцы «ноу-хау»,   более гуманно, чем наши старорежимные оковы. Да и хватит с нас  уже позорного лапотничества – в 20 веке в центре Европы разбойников до сих пор полотенцами вяжут. Стыдно-с.  Постановили заключить контракт на закупку сих полезных устройств и  направить за океан руководство жандармского корпуса для изучения искусства их применения.

Всех охватил зуд интернационального реформаторства. В знак признания дружбы с соседствующей страной восходящего солнца, а также для демонстрации терпимости полиции к прочим народностям и иноверцам, в восточных губерниях решили именовать полицейских «японскими городовыми».

P.S. Огорчительно, однако, наше благородное намерение было ложно и болезненно воспринято местными жителями, как предательство национального духа. Рабочие и военные, подстрекаемые местной интеллигенцией, подняли бунт. В четыре дня волнения докатились до столицы. Как ни печально, но даже добряк дворник во всеуслышание и с одобрением рассказывал о погромах –  молодчики избивают всех азиятов, в том числе не только японцев, а и китайцев, узбеков и казахов.

P.S.S.  На мундире образовалось новая медаль «За усердие» – большая, красивая, похожая на серебряный рубль. Она почти закрыла раздражающее меня пятно на груди.  Отчего-то стало за мундир приятно. Хотя почему за него?

10 сентября. Продолжали радеть об улучшении имиджа полиции.  Не буду пространно описывать остроту спороа, а лишь обозначу отдельные и, весьма важные  для реформы новшества, кои постановили принять к исполнению.

При взятии горлопана с улицы в пьяном виде, полицейскому уряднику предписано ему подпевать, особенно если песня исполняется  народная или революционная.

При полицейских околотках открыть рюмочные, в каковых обучать всех желающих  навыкам потребления горячительных напитков с достоинством и надлежащим приличием.

Хозяевам столовых, трактиров, и прочих непритязательных кухмистерских заведений для простого люда, отварной картофель на стол подавать, не очищая от шелухи. При этом именовать такое блюдо  «картошкой в мундире» и прилагать к нему дармовой шкалик, что подспудно  граждан к почитанию полицейского мундира  подталкивать будет.

P.S.  В восточных волостях уже не волнения, а настоящий мятеж. Про японцев давно забыли, но продолжают громить государственніе учреждения с надмерной озлобленностью. В опасениях расправы и массового вешательства,  жандармы показательно вычёсывают из лошадиных грив кумач. Тревожно. Скорее бы ко сну – что там мой мундир….

28 сентября. Намеченное на сегодня заседание не состоялось – собралась едва ли четверть прежнего состава, а из «спецов», так вообще присутствовал только один.  Довольно вяло принялись обсуждать вопрос конструирования уличных полицейских будок с намерениями обустроить их самым  удобным и открытым для обывателя образом. Вначале предполагалось изготавливать будки из стекла, дабы любой мимо проходящий мог созерцать род занятий городового и приобретать уверенность в его готовности встать на защиту закона и порядка. Но, жандармский фельдфебель, приглашённый на заседание как большой практик уличной стражи, настоятельно  ходатайствовал о производстве надувных будок из гуттаперчи, на манер изделий графа Цеппелина. Продвигая свою затею, хитрец всячески подчёркивал удобность замышленного им предприятия: «Несёт городовой такую будочку-с в ранце за плечом,  глядит – народишко собрался, шумит-с, чего-то требует. Споро надул и нате-с, подходи желающий, претензию свою подавай. Удобно-с для народца». К единому мнению прийти не успели, поскольку невдалеке начала рваться шрапнель. В смятении разошлись. До дома меня любезно сопроводил фельдфебель с подчинёнными, разгоняя суетящуюся вокруг толпу прикладами. По дороге старый служака  нашёптывал: «А начали стрелять, полицейский быстренько воздух из будочки и выпустит. Все дела-с. Цело имущество. Невероятно удобно-с» и мечтательно закатывал глаза. Неплохой малый, нужно будет его резонную идею поддержать.

P.S. Ночью за пропаганду вредных государству домыслов и паникёрских настроений арестован дворник.  Пытался оказать ему заступничество и потребовал предъявить ордер. Агент в штатском, бегло прочитав мой мандат, только хмыкнул и с многозначительным прищуром  посмотрел в глаза. Дворника увели и, вероятно, били прямо в бричке. Кричал он страшно.

P.S.S.  Весьма странный и, не побоюсь сказать, неприятный сон. В нём я был без мундира, с которым уже свыкся.  Чувствовал себя голым и  потерявшимся, словно человек, у которого во время купания в людном месте похитили одежду.

7 октября.  Господи, прости нас за всё и, прежде всего, за простодушие, граничащее с безумством.  Я прозрел, но, увы, слишком поздно.  Даже  ночные пришествия МУНДИРА (да-да, именно так, прописными буквами) – знамения, столь очевидные и  простые в своём толковании, были мною отринуты  с легкомыслием и пренебрежением. Слепец, жалкий слепец!

Нет, хватит истерик! Надлежит взять себя в руки и исполнить свой долг.

Дражайший Алексей Михайлович! Простите великодушно, но истощён нервно вне всякой меры. С утра в мою дверь громко колотили и требовали отпереть. Даже не узнав кто, бежал чёрным ходом. Немыслимым чудом и подвергаясь множеству опасностей,  мне удалось пробраться на Паломника 10 и просочиться в пустую залу заседаний Министерства. Здесь и заполняю дневник второпях, стараясь преодолеть сумбур чувств и мыслей.

Нет, опять отвлёкся и пишу не о том. Вчера, истерзанный бессонницей из-за  покинувшего меня МУНДИРА, взялся  листать Новый Завет. И наткнулся на это: «горе вам, книжники и лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как  внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! Очисти прежде внутренность чаши и блюда, что бы чиста была и внешность их”. Я в одночасье понял всё, и невыносимое отчаяние от случившегося охватило меня.              

Народная реформа полиции. Три слова, кои в нашем Отечестве вместе не соединить никогда.  Два еще можно, а три – нет, увольте.  И всё до чрезвычайности просто – реформаторство заканчивается там, где появился мундир чиновника, поскольку если на тебе мундир, то уже не ты, а он творит реформы. Только он и себе во благо.  Честь мундира…. Помилуйте, у мундира не может быть чести. Честь должна быть у человека, а у мундира – лишь эполеты, регалии, награды,   Но в нашей стране,  мундир всегда растворял людскую сущность и становился МУНДИРОМ с заглавной буквы.  МУНДИРЫ и люди.

Великодушный Алексей Михайлович! Как вышло, что они очутились среди нас, а мы оказались с ними?  В этом фатальная ошибка затеянной нами реформации, ибо сказано  «Не вливают вина молодого в мехи ветхие».

Громыхание шагов за дверью.  Пустое. Смотрю в окно на собравшуюся во внутреннем дворе толпу жандармов со споротыми шевронами и пустыми ножнами. У отдельных очень знакомые лица. Какой-то худощавый человек  с бородкой клинышком и в шинели без хлястика надсадно кричит им  что-то о холодной голове, чистых руках и горячем сердце.  Ещё один наивный  пленник светлых грёз. Интересно, приснится ли ему нынче МУНДИР…

Владимир Батчаев

Поділитися

Інші новини